Когда я только начинала смотреть велогонки, зацепившись случайно за один из этапов Тур де Франс (Tour de France), для меня было очень трудно разобраться в механизме соревнований. Да, дух гонки захватил моментально, но, смешно сейчас сказать, я тогда думала, что же это за «жёлтая майка лидера», если я никак не могу дождаться его победы на этапе. Понимание сути происходящего происходило постепенно, вместе с этим росло желание узнать больше об истории велоспорта, о великих спортсменах, о том, что обозначает тот или иной термин… Со словами «отрыв», «пелотон», «отвал», «разделка» я разобралась довольно быстро, а вот понятие «грегари» раскрылось для меня не сразу. Через несколько лет «болений», когда я уже не могла дождаться начала велосезона и смотрела не только крупные гонки, я поняла, что грегари – это основа пелотона, это те, кто зажигают звёзды…
Слово «грегари» (ит. gregario) происходит из латинского языка, где имеет значение «человек (или животное), которое остаётся в центре группы; в военной сфере – это солдат без какого-либо звания». Во французском языке используется слово «доместик» (фр. domestique), означающее «слуга». В русском языке их называют оруженосцами, лейтенантами. Они защищают лидера от ветра, контролируют отрывы, оберегают капитана от завалов, готовы отдать ему колесо со своего велосипеда при проколе, или даже велосипед, если техничка не может добраться — поэтому один из грегари должен быть похож по антропометрическим данным на капитана и быть всегда рядом. Кроме того, грегари становятся челноками между своим капитаном и техничками, подвозя бачки с водой и сумку с питанием. Неважно, каким финиширует грегари, важна помощь, которую он оказывает.
(Всё это вы, конечно, и сами знаете прекрасно. Но, может быть, новые болельщики велоспорта, такие, какой я была несколько лет назад, найдут для себя что-то новое). Интересно, что, появившись в 1911 году, слово «доместик» носило не уважительный, а скорее оскорбительный смысл. Мориса Брокко (Maurice Brocco) – француза по прозвищу Коко (Coco), принимавшего участие в шести Тур де Франс с 1908 по 1914 годы, но ни разу не завершившим гонку, назвали доместиком, пытаясь выразить пренебрежение к его способностям.
Произошло вот что.…
В 1911 году шансы Коко на победу развеялись, когда он потерял много времени на этапе до Шамони. Поэтому на следующий день он предложил свою помощь другим гонщикам. Франсуа Фабер (François Faber), у которого была угроза вылететь с соревнований, не вписавшись в лимит времени, договорился с Коко. Морис Брокко поджидал Фабера и благополучно довёз его до финиша. Это вызвало гнев Анри Дегранжа (Henri Desgrange) – организатора и главного судьи Тур де Франс в те годы. Дегранж был ярым противником взаимопомощи гонщиков, пытаясь сделать Тур соревнованием одиночек, и постоянно отстаивал это мнение, которое не разделяли ни спонсоры, ни производители велосипедов. В действиях Коко Дегранж усмотрел нарушение правил, грозил дисквалификацией, но никаких доказательств сговора между Коко и Фабером предоставить не смог. Пришлось удовольствоваться презрительной репликой, высказанной в газете L’Auto, где Дегранж написал о Коко: «Он абсолютно ничего не стоит. Да он просто слуга (domestique)…»
На следующее утро Морис Брокко заявил Дегранжу: «Ну, что, месье, сегодня мы с вами сведём счёты!». И Брокко выиграл этап с преимуществом в 34 минуты! В тот день Дегранж не сводил с Коко глаз. Вначале Брокко держался рядом с жёлтой майкой — Гюставом Гаригу (Gustave Garrigou) на подъёме к Турмале (Tourmalet). Коко кричал Дегранжу: «Ну, что, мне запрещено ехать рядом с ним тоже?» На подъёме к Обиск (Aubisque) Морис Брокко уехал от Гаригу догнал Эмиля Жорже (Émile Georget), который на тот момент ехал в отрыве. Дегранж всё ещё наблюдал… «Ну, и как! И с ним я не имею права ехать рядом?!» — кричал Коко. Он выиграл этот этап. Он доказал свой талант гонщика, но позволил Дегранжу сделать вывод, что медленная езда рядом с Фабером была вызвана чисто коммерческими причинами. Это стало причиной его дисквалификации. Дегранж решил, что Коко полностью заслуживает наказания…
В наше время грегари пользуются всеобщим уважением.
Мы все следим за любимыми гонщиками, переживаем течение гонки, ловим крупицы информации, пытаемся понять, что же чувствует сам спортсмен во время решающих моментов. Недавно я нашла интересную книгу известного итальянского писателя Дино Буццати (Dino Buzzati) Traverso (October 16, 1906 — January 28, 1972) «Джиро д’Италия: Коппи против Бартали в 1949» (The Giro D’Italia: Coppi Vs. Bartali at the 1949). История пртивостояния двух итальянских гонщиков — Джино Бартали (Gino Bartali) и Фаусто Коппи (Fausto Coppi). К сожалению, книга издана только на итальянском и английском (насколько я знаю).
Дино Буццати был послан итальянской газетой La Corriere della Sera освещать юбилейную Джиро д’Италия (Giro d’Italia)-1949 года. Из заметок, сделанных во время гонки и родилась эта книга. И самое интересное то, что первая глава посвящена именно грегари, тем, без кого немыслима ни одна крупная победа. Эта глава настолько ярко описывает внутренний мир спортсмена, что я позволю себе привести перевод отрывка из книги, как иллюстрацию — а что же там, куда никому нет доступа, что же в душе гонщика:
«…Завтра на опасной скорости они начнут гонку. Дорога, которая становится великим противником, прямая и бесконечная, уходящая в горизонт, или крутая и обдуваемая всеми ветрами, как скала, один взгляд на которую обрывает дыхание; дорога, усыпанная камнями, или покрытая пылью, грязью, с рытвинами, замедляющими ход. Бесконечная ленточка, которая поддаётся только по сантиметру. Завтра будет пот, судороги, боль в коленях, сердце, стучащее где-то в горле, боль в мышцах, жажда, проклятия, спущенные шины, полное изнеможение тела и души, горький вкус во рту, когда в это время другие, лучшие, исчезают в отрывах, растворяясь в вихре приветствий болельщиков. Но сегодня, лежа на мягких кроватях, они полностью расслаблены: они молоды, жизнерадостны и дышат воздухом возможных побед. Завтра будут безжалостные окрики менеджера команды, приказы тащить капитана, который не может ехать, тащить его вверх, по склону, как куль, бесплодно расходуя при этом всю свою силу, и это в тот самый день, когда он, грегари, планировал свою собственную атаку. Но сегодня нет приказов, нет разницы в статусе. Сегодня даже самый плохо тренированный становится Наполеоном. И он мечтает. Он мечтает, маленький солдат дорог, который никогда не слышал, как болельщики выкрикивают его имя, которого никогда не подкидывала на руках после победы ошалевшая от радости толпа. Он мечтает о том, о чём каждый в тот или иной момент должен мечтать, иначе жизнь будет слишком тяжелой и невыносимой. Он мечтает о своей Джиро д’Италия… о внушающем благоговение реванше. И конечно, с первого же этапа…
На 106 км от Палермо, где дорога начинает взмывать вверх к Коль де Контрасто (Colle del Contrasto) более чем на 3000 футов (914 м) над уровнем моря, от шумного пелотона, всё ещё компактного, как стадо буйволов, отрывается человек, это ни кто иной, как он, грегари. Это тот неизвестный, чьё имя дети никогда не пишут мелом на стенах, ни для того чтобы подбодрить, ни для того, чтобы унизить. Один, он бросает себя, как безумный, в крутой подъём, а другие даже не удостаивают его вниманием. «Вот идиот, — скажет кто-то из тех, которые всё всегда знают, — это же верный путь убить себя: за пять минут ты себя уничтожишь». Но он продолжает лететь. Как будто влекомый сверхъестественной силой, он «съедает» эти американские горки одну за другой, как если бы вместо подъёма он мчался вниз со Стельвио. Другие, те, кто сзади, уже не видны. Люди вдоль дороги выкрикивают «Браво Бартали», но он мотает головой, чтобы дать понять, что он другой. Кто он тогда? Никто не может его узнать. Чтобы опознать его по номеру, болельщики начинают в спешке искать в списке гонщиков, напечатанном в газете. И паника прокатилась по Сицилии.
Когда он сумел оторваться? Это уже не смешно, чудак в отрыве начинает всех раздражать. Это уже слишком. Давайте проучим этого сумасброда. Гонщики-асы дугой выгнули спины. Да, это Коппи лично вершит правосудие. Бартали, конечно, приклеился рядом. То, что казалось развлечением, превратилось в битву гигантов. Но он, неизвестный, последний из последних, получил крылья. 20 минут везёт пелотону, 25, 30. И кто по сравнению с ним чемпионы? Что Фаусто и Джино? Жалкие рывки, тяжёлые и тщетные, но далеко, далеко, минуты теряются одна за другой. Вот и Катания, наконец. Слух о выдающемся отрыве добирается ещё быстрее, чем он сам, и опережает его, высвобождая неистовство толпы, флагов, аплодисментов, цветов, поцелуев, духового оркестра. Засекающие время пристально вглядываются в дорогу, на которой он появляется неожиданно, как стрела. Дорога безлюдна, полностью пустынна, невероятно чиста. А тем временем секундомер включён, но ещё ни один гонщик не появился. 47, 48, 49…60! Один час и пять минут проходят, прежде чем преследователи показались вдали… И толпа в полном молчании взирает на них.
Как легко мечтать этой ночью…. Но почему же удовольствоваться только одним этапом? Во сне, он, кто никогда не финишировал первым, «канцелярская крыса» дорог, верный раб, самый скромный из скромнейших, улыбается, победивший, отомщённый.
Но может быть всё не так. Возможно, даже эта фантазия для него слишком красива, и даже во сне он остаётся бедным грегари…Вот он просто спит, расслабленный, как вьючное животное, усталое после долгого гоночного этапа, уже изнурённый той дистанцией, которую ещё нужно пройти. Потому что он знает – у него нет надежды. И тогда лучше просто поспать. Спать и ничего больше. Он ни о чём не мечтает…»
