Тема педофилии, изнасилований и разного рода сексуальных домогательств у нас активно муссируется ровно с конца советской эры по сей день. То затихает, то вспыхивает с новой силой, но никогда не оставляет равнодушным к тому, что есть хорошо и что плохо, неравнодушное большинство.
Почему сексуальные преступления вызывают такой ажиотаж в обществе? Почему стало так много сексуальных насильников и извращенцев? Почему многие — за самые жестокие наказания насильникам и педофилам?
Во-первых, давайте обратимся к истории. К истории мира и истории нашего, такого пристального внимания к разного рода сексуальным преступлениям.
Мы знаем, например, что древние греки, римляне и представители некоторых других народов и цивилизаций, на которые мы любим равняться, практиковали свободную любовь: гомосексуализм, лесбиянство, педофилию, инцест — как мы их знаем сегодня. Таковы были и tempora, и mores того времени.
В свое, советское, время мы довольно спокойно относились к обнаженному детскому телу, не наделяя его низменной сексуальностью — сексуальным объектом оно не являлось. Еще, например, в послереволюционной РСФСР также были сильны настроения свободной любви и «общих мужей и жен», когда женщина могла быть подругой нескольким мужчинам одновременно. А вот в 60-70-е, напротив, произошло «закручивание гаек», когда за т.н. мужеложство давали реальные сроки. А в нынешней просвещенной Европе темы однополых браков, инцеста и просто свободной любви снова напоминают возврат в прошлое или движение вперед — кому как.
Все эти примеры показывают, что единой позиции, «хорошо» это или однозначно «плохо» — морально или аморально, нет и быть не может. И «плохое» сегодня становится «хорошим» уже завтра.
Во-вторых, тема секса и сексуальных преступлений активно вбрасывается в головы публики исключительно нашими и, отчасти западными, СМИ. Не будь их, большинство и не узнало бы, что вступать в половую связь парню 18 лет с девушкой 15,9 лет — именно педофилия. Аморально и противозаконно. Что за растление надо давать 15 лет колонии, в которой «и его, педофила, пусть теперь насилуют» — а лучше пусть «оторвут» и «расстреляют», как того жаждет толпа. А не, например, выдавать просто замуж, как в Индии, или хотя бы относиться к этому как-то еще. Что случаи изнасилования часто доказуемы просто по одностороннему заявлению жертвы и т. д.
В этой связи есть многочисленные исследования, проведенные в США и Великобритании, а также и у нас. Среди них, например, автор Филип Рамней (Philip Rumney) в своей книге «False Allegations of Rape» приводит цифру ложных обвинений — «до 40%». Есть другие исследования, дающие исчерпывающий обзор этой проблемы, указывающие на то, что оценочные данные ложных обвинений в изнасилованиях варьируются от 1,5% до 90%.
Профессор Юджин Канин оперирует данными, согласно которым 41% из 109 заявлений об изнасиловании, зарегистрированных на протяжении 9 лет в небольшом полицейском округе США, оставшемся неизвестным, были признаны ложными.
Есть целый ряд других исследований, в основном проведенных в США или Европе, где приводят разные цифры, но и без глубоких исследований можно понять, что преступление «изнасилование»: а) труднодоказуемо; б) вероятность ошибки высока.
Отношение электората примитивно строится на обывательских эмоциях, страхах и подавлении «плохих» инстинктов. Эти эмоции и страх, в свою очередь, подогреваются самими СМИ. Чтобы потом, с высокого разрешения, плеснуть на них холодной водой очередной «морально-нравственной оттепели», как на разогретую плиту, и переключиться на другое.
В-третьих, в современном обществе сложилась патовая, анекдотично-плачевная ситуация: с одной стороны, тема секса — тема № 1 (большая часть художественного кино содержит сцены эротического и сексуального характера, самые многочисленные сайты в Интернете — сайты с порнографическим, часто hard-core, контентом, реклама изобилует «обнаженкой», проводятся парады геев, люди искусства говорят о свободной любви и т. д.), и в то же время обществу диктуются почти пуританские, противоестественные модели поведения и подавления своих инстинктов. Своего, между прочим, естества.
А разве природа спрашивает, сколько лет вон той девушке с развитыми формами, которая сама не прочь познакомиться? Разве от природы самцу добиваться самки, порой не самыми «конституционными» способами, неестественно? И разве сами женщины не желают мужской настойчивости, силы, брутальности? Грани здесь не просто размыты, тенденциозны и изменчивы, часто они вообще не видны.
В-четвертых, кажется, многим вполне не очевидно, например, что активно муссируемая тема с изнасилованиями и их жертвами — когда пострадавшему наносится пожизненная психологическая травма — не была бы столь плачевной и серьезной для жертвы, если бы само общество, с подачи законотворцев и СМИ, поубавило бы свой доброжелательный пыл и тем самым не аггравировало бы травму и состояние жертвы насилия. Чем меньше внимания со стороны пуританской общественности, самой погрязшей в разврате, тем меньше травма у жертвы таких преступлений.
Реальных изнасилований, как показывает серьезная практика, не такое и множество. Чаще это именно половые контакты по взаимному, добровольному согласию, которое потом меняется и отрицается, в силу разных причин. Сексуальные домогательства, если они не в извращенной, насильственной форме, — также часть нашего естества и игры между полами.
Громкие заявления последних лет об изнасилованиях и sexual harassment (французский дипломат Стросс-Кан, режиссер и продюсер Харви Вайнштейн, актер Роберт де Ниро, у нас — Диана Шурыгина и др.) отдают меркантильным душком создать хайп и заработать на этом денег. Раскачать пуританского, одним глазом на порносайтах, другим — обращенным к христианской аскезе, обывателя, не дать ему сильно заскучать.
Тема сексуальных преступлений — одна из вечных и любимых тем нашего социума, который одновременно является донельзя развращенным теми самыми СМИ. А с другой стороны, словно подозревая в себе этот порок, социум стремится к почти «девомарийной» непорочности и пуританству, наказывая тех, кто случайно попался.
