Александр Бедрицкий, директор Таврического информационно-аналитического центра
Возможность введения военного положения на Украине накануне президентских выборов – совершенно безнадежных по всем социологическим замерам и оценкам для нынешнего главы этого государства – активно обсуждалась в экспертной среде. Надо отметить, что аргументы как в пользу того, что он может пойти на такой шаг, так и против, были достаточно весомыми. С одной стороны, при введении военного положения, армия, тербаты и стоящие за ними олигархи и политики (что в значительной мере одно и то же для нынешней Украины), мягко говоря, недовольные нынешним политическим курсом, усиливают свои позиции и у них появляется больше возможностей для отстранения президента от власти. А это явно не входит в планы Порошенко. С другой же, перспектива его победы в президентских выборах, даже с учетом использования всех полузаконных, или даже лежащих за гранью права, инструментов, становится все более эфемерной. А в случае поражения на выборах, судьба шоколадного короля может оказаться немногим лучше, чем после переворота.
К Порошенко можно относиться как угодно, но необходимо признать, что в вопросах самосохранения он может принимать крайне циничные и изощренные решения. Лучшее тому свидетельство – это нахождение у власти практически полный президентский срок – то, чем не могут похвастать его предшественники в куда-как более стабильные времена.
И, разумеется, организация провокации с вхождением украинской «эскадры» в российские территориальные воды и «попыткой прорыва» через Керченский пролив заслуживает детального рассмотрения, как с точки зрения правовой оценки, так и со стороны внутри- и внешнеполитических задач, которые решались Порошенко. В том, что это была спланированная операция, проводившаяся по его прямому указанию, сомнений не возникает, более того, не особо скрывается украинской стороной. Однако в данном случае хотелось бы подробнее остановиться на не столь очевидных аналогиях и возможных последствиях, казалось бы, незначительного пограничного инцидента.
Нынешняя ситуация во многом напоминает развитие событий весной 2014 года и несет в себе не меньше опасностей. Когда после государственного переворота и.о. президента Александр Турчинов подписал указ №405/2014 от 7 апреля 2014 года о начале антитеррористической операции на востоке Украины, мало кто мог предвидеть, что это приведет к началу кровопролитной гражданской войны. До конца апреля стягивание военной техники, переброска войск и организация блокпостов в Донецкой и Луганских областях воспринимались скорее в качестве неуместных декораций, нежели реальной подготовки к войне, тем более, что 25 мая должны были состояться внеочередные президентские выборы, проводившиеся с нарушением всех возможных положений украинской конституции.
Стоит ли упоминать, что конституция Украины содержала исчерпывающий список оснований для досрочного прекращения полномочий президента, среди которых «самоустранение президента от выполнения конституционных полномочий» (а именно на этом основании было принято постановление Верховной Рады о проведении досрочных выборов от 22.02.2014 г.) не значится. Стоит ли упоминать, что согласно избирательному законодательству, выборы должны были пройти на всей территории Украины, в противном случае они оказывались не состоятельными. Но Украина не признавала ни крымского референдума, ни факта отделения полуострова. Стоит ли упоминать, что проведение военной операции против своих же граждан под предлогом АТО, факты массовой гибели гражданского населения в результате этого «процесса установления контроля над ситуацией», равно как и кровавые события 2 мая в Одессе, ни коим образом не позволяют говорить о проведении открытых демократических выборов, несмотря на положительные оценки БДИПЧ ОБСЕ.
Точно также и сейчас, по меньшей мере, преждевременно утверждать, что из-за введения военного положения, президентские выборы на Украине в марте следующего года не состоятся. Украина уже давно доказала, что ее собственное законодательство «как дышло, куда повернешь, туда и вышло». И перспектива выборов будет определяться не правовыми нормами, а политической конъюнктурой и тем, насколько эффективно Порошенко сможет воспользоваться периодом военного положения для упрочения собственных позиций. И в зависимости от этого объявленное военное положение имеет все шансы перерасти в политическую декларацию или даже существенное ограничение гражданских прав и свобод, и вылиться в очередной виток еще более страшного насилия.
Вместе с тем, между режимами АТО и ВП есть и весьма серьезные различия. Изначально АТО носило внутренний характер, и никакие заявления о «гибридной агрессии» России, «бронекопытных бурятских дивизиях» на Донбассе, даже принятая весной 2018 года новая формулировка о проведении «операции объединенных сил по обеспечению национальной безопасности и обороны, отпора и сдерживания вооруженной агрессии Российской Федерации в Донецкой и Луганской областях», не могли изменить этого факта. И то, что в украинском конфликте есть лишь две стороны: Луганская и Донецкая республики с одной, и Украина – с другой, совершенно недвусмысленно фиксируют Минские соглашения.
И вот теперь, в результате провокации неподалеку от Керченского пролива, наконец, произошло прямое столкновение кораблей ВМСУ и российских пограничников. Исход нарушения границы был легко предсказуем, подробности инцидента хорошо описаны самыми разными источниками и не требуют дополнительного рассмотрения. В данном случае важно то, что Украина немедленно воспользовалась этим случаем для объявления военного положения. Можно сказать, что Украина наконец получила casus belli (повод к войне), которого так долго искала и не могла найти в отношениях с Россией.
Однако «хитрый ход» с введением военного положения не на всей территории страны, а лишь в 10 областях, вновь, спустя четыре года, реанимирует положение о двух Украинах. Разговаривающих на разных языках, по-разному голосующих на выборах, с диаметрально разными внешнеполитическими предпочтениями. Ведь по большому счету, области, в которых на месяц вводится военное положение, за исключением, разве что, Винницкой и, отчасти, Черниговской и Сумской, больше тяготеющих к центру Украины, составляют макрорегион Новороссии. Той самой, о которой категорически нельзя говорить сейчас на Украине, и о которой последнее время не принято говорить в России. Но вот теперь Порошенко и СНБОУ сами проводят фактическую границу внутри пока еще единого государства. А в данном случае, главное начать.
При этом потенциальные выгодополучатели от нового расклада – Порошенко, получающий дополнительный шанс выправить свое положение внутри страны, и Запад, стремящийся изолировать Россию, мало заботятся о будущем украинской государственности даже в нынешних границах. Вовсе не случайно, что незадолго до инцидента, 19 ноября, представитель ЕС по вопросам внешней политики и политики безопасности Федерика Могерини сделала целый ряд заявлений, включая утверждение о том, что Черное море является европейским, Крымский мост нарушает суверенитет и территориальную целостность Украины, а жесткий пограничный и таможенный контроль и «милитаризация» Азовского моря со стороны России могут дестабилизировать ситуацию во всем черноморском регионе.
В советский период Азовское море было внутренними морскими водами Советского Союза, в постсоветский – его статус определяется договором между Украиной и Россией 2003 года, согласно которому, оно является внутренними водами двух государств. Стоит ли в свете сказанного удивляться тому, что действия украинских властей, начиная с провокации 25 ноября, как по нотам разыгрывают претензии, озвученные Могерини? И вот теперь, после анонсированного министром иностранных дел Украины Климкиным разрыва 40 двусторонних соглашений, вполне вероятно, что правовой статус Азовского моря вновь станет предметом обсуждения.
Вот только согласится ли Россия обсуждать этот вопрос на таких условиях? И не последуют ли за этим события, позволяющие провести еще больше параллелей с весной 2014 года?
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
